Художники смерти - Страница 104


К оглавлению

104

— А тебе-то какая разница? — Я вдруг понял, что собеседница права. Но то, как она говорила, не помогало разобраться с самим собой — хотелось встать и уйти прочь, оставить ее и всех остальных вместе с их правдами, идеалами и необходимостями. Между тем, желтые глаза замерли и отдалились, словно окутываясь облаком.

— Мне нужен тот, кто будет воспитывать нашего волчонка. Но сама я справлюсь с этим лучше, чем в компании стонущего о своей доле существа. — Раны перестали болеть, словно испарились. Я шевельнул рукой, чувствуя, как свободно течет кровь в сросшихся сосудах.

— Это что — условия совместного проживания? Еще какие-нибудь будут? Тогда сразу предъявляй, или лучше — список составь, чтобы я потом не удивлялся, когда появятся новые. Спасибо тебе за помощь и — особенно, за воспитание меня самого. Я в нем, кстати, не нуждаюсь и поступать буду, как считаю нужным — и говорить то, что чувствую. Если тебе это не нравится — дело твое. — Стул легко отодвинулся прочь, я толкнул входную дверь и сбежал по ступенькам. Выметенная в снегу дорожка сама привела к воротам гаража.

Глава 58

Я смотрел на темную ленту шоссе, освещаемую лишь фарами фермерской «Нивы». Хорошая все же машина — простая, надежная и неприхотливая. Комфорта в ней, по нынешним временам, мало, но дорога была не такой уж и длинной. К тому же размышления позволяли не замечать жестких амортизаторов и мощной печки, отдающей запахом гари.

Нору я оставил вдруг, не ожидая от себя такого поступка. Не было причин думать, что мы однажды поругаемся вот так — на пустом месте, и, тем более, того, что также вот легко мы расстанемся. Что с ней — гормоны ли бушуют в крови или я просто плохо узнал вредный и непримиримый характер волчицы? Как бы то ни было, сказанное ею я запомнил и даже в чем-то был согласен. Меня не устраивало выдвинутое ею условие — как будто недостаточно всего сделанного, а на звание отца следует проходить ежемесячное тестирование. И, если что, можно легко вылететь с этой должности, не выдержав очередной аттестации. Я не выдвигал никаких требований к ней, и было неприятно от мысли, что меня самого собирались тщательно измерить, взвесить, наклеить бирочку и поставить на подобающую полочку.

Но ушел я так, словно только ждал подходящего повода. Эта мысль заставила даже чуть сбросить скорость, с тем, чтобы ухватиться за ее кончик и размотать дальше. Любил ли я свою дикую спутницу? А тех, что были раньше? А ту, выручать которую я так стремился, чью просьбу выполнил, не задумываясь, ради которой решился на поединок с Сержем? Я произнес про себя их имена — такие разные, потом образы — каждый уникальный, каждая была настоящей находкой, каждую можно было полюбить… Вместо этого была нежность, признательность, долг… да, да, странное и необъяснимое чувство долга двигало мною так часто, что я сам стал воспринимать его как некий заменитель дружбы и привязанности.

Они были рядом — каждая в свое время. Мы помогали друг другу, а потом внезапно расставались — и мне не оставалось ничего. Ни сожалений, ни желания вернуться. Наши мгновения счастья на двоих были прекрасны, каждое — по-своему, но они проходили, и ни одно не хотелось удержать. Не было никогда и этого, столь знакомого каждому человеку волнения при встрече со спутницей, не было перехватывающего горло теплого трепета души от одного нежного прикосновения. Я продал ее. Продал душу себе самому, чтобы заполнить силой освободившуюся — и, как оказывается, большую полость.

Но боль пришла. Так болит, как говорят, ампутированная нога — уже и нет ничего, и оттого страшно, потому что нечем унять эту боль. Грудную клетку словно выворачивало на изнанку, я сжал руль, чтобы удержать машину на дороге. Судорога согнула тело пополам, легкие отказывались расправляться, наполняясь воздухом. Бороться за этот глоток уже не хотелось — словно отключились инстинкты, уступая внезапному, захватывающему и непонятному отчаянию. Уже со стороны я увидел, как «Нива» вдруг свернула с дороги и нырнула в кювет.

Ночь была удивительно хороша. Земля отдыхала в тишине — ей предстоит проспать еще не один месяц, прежде чем сойдет снег. А мой отдых, кажется уже наступил. Я не удивился ощущениям — выход из тела стал таким же обычным явлением, как и схватки с опричниками. Теперь, впрочем, было непонятно, что осталось от меня — все энергетические тела или только воспоминания? И долго ли они будут висеть над пустынной дорогой? Это впрочем, меня волновало не больше, чем биолога судьба экспериментальных ростков пшеницы — выживут, напишем «плюс», нет — «минус», один черт, зарплату получим вовремя, а семян все равно еще два мешка.

— Не сметь! — Недолго же длилось мое одиночество. Впрочем, я не сомневался, что Ольга не даст мне спокойно отойти в иные миры. Странно только, что она так быстро отреагировала на эту попытку.

— Пожалуй, это все же мое дело… — Я не вижу ее, есть лишь четкий след испуга и беспокойства. Причем чувствуется, что длятся они уже достаточно долго. Видимо, Ольга в трансе и пытается дотянуться до меня уже некоторое время.

— Я не отпущу тебя.

— Разве такое возможно? — Разум подсказывает, что однажды я сам этим уже пользовался, пусть и не осознавая, общался с уходящей от меня напарницей. И вернул ее — пусть ненадолго. Но Ольга — зачем ей это, я не хочу больше воевать, ни за себя, ни за покой и процветание всех других. Не потому что я боюсь — мне все равно, что будет дальше. Но непонятная сила тянет к земле, словно запихивая в кабину автомобиля. Машина цела — лишь застряла в кювете. Со мною тоже все в порядке, только болит голова от печного угара.

104