Оборотни остановились, освободили ноги от лыжных креплений и осторожно скинули верхние куртки. Я проделал тоже самое, враз почувствовав, что на улице более чем прохладно. Нора легко взмахнула рукой, нарисовав в воздухе полукруг. Егерь кивнул, и повесив куртки на сук дерева, пошел по лыжне дальше. Очевидно, он собирался перекрыть отступление стаду. Когда он скрылся за деревьями, Мара первой сорвалась с места. Несмотря на то, что снег местами был выше колена, девушка легко преодолевала его, проделывая по пути целую траншею. Повторять за ней тот же трюк было сложно — после нескольких попыток я вспомнил наши тренировки и решил бежать по-своему.
Ноги словно сами вырвались из скрипящей массы, лицо обожгло ветром. Прыжки получались длинными, но мягкими и не очень высокими — мне не хотелось соскользнуть с какой-нибудь коряги и сломать себе конечность-другую. Но глядевшая в начале с сомнением на этот процесс Нора быстро оценила способности вампира — мне удавалось не отставать от спутниц.
Мелькнувшие впереди стадо рванулось прочь от нас — как раз в сторону егеря. Вдалеке послышался выстрел, олени вернулись обратно и тут оборотни своего не упустили. Нора ринулась наперерез — роскошный рогач вильнул в сторону, чиркнув по снегу красными капельками. Резкий толчок вперед, бок животного оказывается рядом, удар приходится точно — под лопатку, но это не останавливает его. Запоздало понимая, что длины клинка «городского» ножа не хватает для охоты, пытаюсь не отставать от него — на целине это нет так сложно. Оборотни стараются взять оленя в клещи. Среди мечущихся в стороны хлопьев снега перед обезумевшим в отчаянном сопротивлении животным уже три хищника. К шумному дыханию присоединяется хрип — слабеющий зверь рвется напрямую через кусты.
Треск расщепляемых телом стволов на мгновение перекрывает собой все звуки. Оборотни берегут дыхание, и лишь перед последней атакой, забыв о том, что у них больше общего с людьми, коротко и сильно взрыкивают. Звук, родившийся где-то внутри, ненамного опережает другой — тихий звон заледенелой стали, с шорохом разваливающий мышцы на ляжке оленя. Зверь припадает на раненую ногу и тут же следует второй удар — теперь уже во вздрагивающее от прерывистого дыхания горло.
Всех троих начинает бить дрожь. Это не простой азарт добытчика, когда думаешь по принципу — а, уйдет, так в холодильнике есть сосиски. На пару минут этот олень был нашей единственной целью в мире, все остальные желания и стремления ушли, как и мысли, чувства. Мы были хищниками и одновременно всем остальным миром, чувствуя даже не «третьим глазом» поведение жертвы, просто зная, куда она побежит через минуту. Мы были преследователями, и одновременно одним целым с жертвой, ощущая оленя лучше, чем он сам.
— Понравилось? — Нора чуть пришла в себя и сейчас с интересом изучала меня.
— Что-то в этом есть. — Она придвинулась ближе и вдруг, быстрым ударом по стволу дерева, обрушила на меня снегопад.
— Врешь, по глазам вижу, что понравилось! — Заразительно хохоча, оборотень нырнула в кусты. Через пару секунд оттуда прилетел снежок. Я поймал белый шарик и отправил обратно, прикинув мысленно траекторию. Ответа не последовало. Вспомнив об уловках оборотня, я мысленно двинулся за ее следом — сейчас буквально пышущим жаром от погони. Так я и думал… прыжок в сторону, я прорываюсь через кусты — Нора успевает отшагнуть, но не успевает увернуться.
— Так нечестно! — В желтых глазах прыгают сотни бесенят, а знакомый еще с острова запах прорывается через зимний воздух. — Это я должна устраивать засады… _ Горячие, несмотря на холод, губы скользят по лицу, через шерсть свитера слышно, как выпрыгивает из груди не успевшее остыть после охоты сердце. Она неожиданно замирает — на смену комку мышц проходит мягкая податливость. Но зима вносит свои коррективы.
— Ш-ш-ш-ш. Мы так в сосульки превратимся. Я потащил ручного оборотня обратно, к нашей добыче и курткам, которые привез егерь, качавший головой при взгляде на результат «слишком экстремальной охоты».
— Четыре удара, кто бы мог подумать… обычно спугнутого зверя только собаки догоняют, а тут… — Егерь еще много мог бы наговорить, но, видимо, сказывалась привычка к молчаливости или оборотни платили настолько хорошо, что он больше ничему не удивлялся.
— Ладно вам… — Я попытался его успокоить. — Охотятся же в Европе на кабана без ружья. Вепрь, это, конечно, поопаснее, но две-три собаки кабанчика легко фиксируют, хватая за уши… А охотнику остается только добить.
— Ну, наших зверей собаками лучше не дразнить… хотя любители нервы пощекотать наверняка найдутся и если молоденького кабанчика загонять, оно, может и нормально получится. — Егерь прикидывал выгоду от нового предприятия, уже не думая о странных клиентах.
Оборотни не стали особо церемониться с добычей — едва с оленя была снята шкура, они отхватили заднюю ногу, и, оставив егерю остальную часть туши, потащили меня к машине. Езда по заснеженной лесной дороге даже на настоящем внедорожнике — занятие не из приятных. Спутницы же не особо утруждали себя соблюдением скоростного режима, так что обратная дорога была под стать охоте. Мир временами угрожающе вращался перед глазами, но сидевшей за рулем Норе каким-то чудом каждый раз удавалось вернуть его на подобающее место. Их нетерпение было понятным — настоящий, зверский голод проснулся еще на подходе к добыче, а сейчас вовсю резвился в желудке. Однако, почему они не стали останавливаться в зимовье, стало ясно только через час бешеных виражей.